Национальным героем Норвегии Фритьофа Нансена сделал смелый до дерзости переход на лыжах через Гренландию в 1888–1889 годах. Звездой мирового масштаба — экспедиция по Ледовитому океану на судне «Фрам» («Вперёд») в 1893–1896 годах. Нансен был политиком, дипломатом, учёным, литератором, дамским угодником (среди его пассий — математик Софья Ковалевская и жена покорителя Антарктиды Роберта Скотта), художником, изобретателем «нансеновского паспорта», давшего беженцам право на жизнь, работу, юридическую защиту… Несколько раз приезжал в Россию, дружил с полярником Эдуардом Толлем и адмиралом Степаном Макаровым, помогал голодающим Поволжья. DV вспоминает дальневосточный поход Фритьофа Нансена, ушедшего из жизни 90 лет назад.

Енисей: «В судьбе коренных народов… есть нечто трагическое»

Поездка Нансена в Сибирь состоялась благодаря норвежскому предпринимателю Йонасу Лиду, продвигавшему проект транспортного коридора между Европой и Сибирью — через Карское море и Енисей. Первая попытка, предпринятая в 1912 году, не удалась из-за тяжёлой ледовой обстановки. Лид решил повторно испытать удачу вместе с Нансеном, веря в его звезду, и не скрывал, что приглашение знаменитого полярника было пиар-ходом: «Нам… была нужна его слава». Интересы совпали: Нансен давно мечтал увидеть Сибирь, к тому же один из руководителей строительства Амурской железной дороги Евгений Вурцель пригласил знаменитого норвежца проехать по железной дороге до самого Тихого океана. «Мне был нужен отдых, и лучшей возможности вряд ли можно было ожидать», — вспоминал Нансен в своих записках «Через Сибирь», впервые вышедших в России уже в 1915 году под названием «В страну будущего». Да и проект Лида казался Нансену перспективным: «Для Сибири установление постоянного морского сообщения с Европой было жизненно необходимо. У Сибири прекрасное будущее, у неё неограниченные возможности для развития, но громадность расстояний мешает прогрессу».

Помимо директора-распорядителя Йонаса Лида, компанию Нансену составили секретарь российской дипломатической миссии в Норвегии Иосиф Лорис-Меликов и золотопромышленник из Енисейска, депутат Госдумы, лоббист Северного морского пути Степан Востротин. Выйдя из Тромсё 5 августа 1913 года на пароходе «Коррект», экспедиция 20 дней спустя была в устье Енисея.

Вверх по Енисею путешественники отправились на пароходике «Омуль». «Подробной карты Енисея с конкретными указаниями глубин и отмелей нет… Но… на борту был отличным лоцман, прекрасно знавший все течения и мели и обещавший, что, даже будучи мертвецки пьяным, сможет провести нас в целости и сохранности по реке до Енисейска», — не без юмора пишет Нансен.

«Больше всего меня… привлекала возможность… познакомиться с коренным населением Сибири поближе. Первобытные народы всегда меня очень интересовали… А в этой великой стране коренные народы многочисленны… сравнительно мало изучены и описаны», — вспоминал путешественник. Он использовал любую возможность для знакомства с коренными сибиряками — «остяками», «самоедами», «юраками» (то есть кетами, ненцами, селькупами и т.д.). Пришёл к выводу: «Следует не нести к северным инородцам общечеловеческую культуру и цивилизацию, а охранять их от неё, иначе инородческое население Севера вымрет… Вырождение самоедов тем печальнее, что только они одни, с их особой культурой приспособлены к жизни на необъятных просторах тундры, а белым расам этому никогда не удастся научиться… Стоит инородцу немножко выпить, он продаст что угодно, лишь бы достать ещё водки… Этой слабостью коренного населения, как и в других местах земли, пользуются без всякого зазрения совести негодяи… В судьбе коренных народов… есть нечто трагическое».

Большой интерес Нансена вызвали останки мамонтов, сохранившиеся в вечной мерзлоте (Лид, оказывается, «заманивал» его в путешествие обещанием бифштекса из мамонтятины). Нансен пробует местную рыбу — омуля, нельму, муксуна, «сельдь» (ряпушку), но местная привычка есть рыбу «с душком» ему не нравится. Знакомится с политическими ссыльными и заключает, что это люди не только «мирные и безобидные», но и «дельные» — полезные для края: «Можно даже сказать, что они — часто лучшие элементы русского народа» (интересно, что в марте 1913 года в Туруханский край был выслан Сталин; теоретически он мог где-нибудь пересечься с Нансеном). В музее Енисейска норвежец внимательно изучил этнографическую коллекцию.

Владивосток: «Очень напоминает Неаполь»

На тарантасе («Единственно возможный экипаж в здешних условиях, где наши изящные европейские кареты немедленно развалились бы на кусочки») Нансен едет в Красноярск, где, опять же осмотрев этнографические коллекции, пересаживается на поезд и в компании инженера Вурцеля едет на восток. «Самые удобные железные дороги в мире — в России, а дальневосточный экспресс славится комфортом и роскошью… Рельсовая колея в России шире, чем в других странах, а потому и вагоны просторнее и вместительнее, да и ход у них спокойнее. То, что вагон не качает и не трясёт, особенно важно для человека пишущего». Глядя в окно, Нансен восклицает: «Как же много на земле места… людям хватит его надолго! В этих бескрайних степях таятся блестящие возможности, которые лишь ждут, чтобы ими воспользовались».

Участок Транссиба между Читой и Хабаровском ещё строился, из-за чего в Приморье Нансен прибыл по Китайско-Восточной (Маньчжурской) железной дороге. Во Владивосток поезд пришёл 3 октября. Утром следующего дня Нансен осматривает Владивосток в компании барона Гаральда фон Гойнинген-Гюне — представителя руководства КВЖД. «Город с гордым названием Владыка Востока — Владивосток — является важнейшим и крупнейшим в крае. После падения Порт-Артура он — самый большой оборонительный пункт на Тихом океане для России и место, которое в ближайшем будущем может стать горячей точкой, в которой произойдут большие и имеющие мировое значение события», — записывает Нансен. Отмечает сравнительно суровый климат города: «Хотя Владивосток лежит практически на широте Ниццы и Флоренции… среднегодовая температура всего плюс 4,6 градуса… Ниже, чем в Кристиании (Осло — прим. DV)».

Нансен совершил прогулку по сопкам Владивостока, отметив, что повсюду возведены фортификационные сооружения. «Вдалеке… я увидел полоску синей воды. Это был Тихий океан. Я увидел его впервые». Затем норвежец вышел в море: «Вид на город с моря очень красив, и вряд ли Владивосток уступает в этом отношении какому-то другому городу. Расположенный на террасах, он очень напоминает Неаполь». Не обошлось без изучения этнографических коллекций в музее.

Хабаровск: «Поистине гостеприимная страна!»

Ранним утром 5 октября Нансен отбывает в Хабаровск. Записывает: «Дорога идёт по плодородным районам, у которых… прекрасное будущее, но сейчас они лишь ожидают своих земледельцев… Большая часть земли принадлежит казакам… а они, насколько я понял, не очень искусные земледельцы. Зато охотно сдают землю в аренду трудолюбивым корейцам, которые исправно платят им деньги, а сами казаки проводят время в кабаках».

Поздно вечером на вокзале Хабаровска Нансена и Вурцеля встретили градоначальник Иннокентий Еремеев и путешественник, учёный Владимир Арсеньев. Когда управляющий филиалом торгового дома Кунста и Альберса, увидев, что Нансен собирается взять извозчика, отдаёт ему свой экипаж, норвежец восклицает: «Поистине гостеприимная страна!» На ужине в ресторане его особенно растрогало исполнение «Песни Сольвейг».

Нансен совершает прогулку по Амуру, осматривает стройку моста, с вводом которого в 1916 году откроется сквозное движение по всему Транссибу. Посещает выставку, приуроченную к 300-летию династии Романовых: «Я был очень впечатлён, поскольку выставка говорила о богатстве страны и радужных перспективах её развития… Земледелие тут успешно развивается и достигло самого высокого, насколько я понимаю, уровня в Сибири… Здесь было чему поучиться, тем более что на выставке меня сопровождал капитан (с мая 1913 года — подполковник — прим. DV) В. Арсеньев».

Естественно, следующий пункт — краеведческий музей имени Гродекова, которым Владимир Клавдиевич тогда руководил: «Капитан Арсеньев показал мне много интересных экспонатов, имеющих отношение к быту коренных народов этой области». Изучив сани местных аборигенов, Нансен с изумлением увидел: они похожи на его собственную конструкцию, применённую ещё в Гренландии.

Очное знакомство с аборигенами оказалось коротким. На берегу Амура Нансен увидел нескольких нанайцев. «Один из них так упился русской водкой, что бухнулся нам в ноги и стал целовать землю, по которой мы шли, так что я не рискнул продолжить с ним общение».

Целую главу книги «Через Сибирь» Нансен посвятил «жёлтому вопросу». Ещё во Владивостоке, посетив китайский базар, он записал: «Генерал-губернатор Гондатти старается выжить из своего края «жёлтых», особенно китайцев, поскольку видит в их нашествии опасность для будущего. Попадающихся на улицах китайцев, у которых бумаги оказываются не в порядке, полиция часто забирает целыми толпами, сажает на первый попавшийся пароход и отправляет обратно в Китай… Однако такие меры вовсе не выгодны для русских обитателей края. На другой день после подобных облав явившихся на рынок за покупками хозяек ждёт жесточайшее разочарование: все цены резко поднимаются». И ещё: «У меня возникло впечатление, что значительная часть русского населения на Дальнем Востоке не одобряет гонений на жёлтых».

Как раз в 1911–1915 годах Арсеньев, служивший тогда у приамурского генерал-губернатора Николая Гондатти, предпринял несколько экспедиций по принудительному выселению из Приморья китайских браконьеров, хунхузов, мигрантов-нелегалов. «Невозможно не восхититься величием стоящей перед Россией задачи — обработки этих земель для укрепления своего положения на востоке и создания таким образом «буферной зоны» для себя и европейской культуры против наступающей жёлтой расы. Эта задача имеет огромное значение для всей Европы», — записывает Нансен (формулировку о «буфере» он, скорее всего, услышал от Арсеньева, который в 1914 году опубликует труд «Китайцы в Уссурийском крае»). Китай, по мнению Нансена, вышел из состояния «почти индифферентной пассивности» и может повести «сознательную политику против европейцев». Чтобы этого не допустить, Нансен выступал за скорейшее заселение Дальнего Востока «сильным и мужественным русским народом».

Нетрудно заметить, что в целом ряде вопросов, помимо «жёлтого», Нансен и Арсеньев были настроены на одну волну: интерес к коренным народам, скептическое отношение к прогрессу, разрушающему традиционный уклад их жизни… По свидетельству дочери путешественника Лив Нансен-Хейер, её отец даже хотел организовать этнографическую экспедицию на Дальний Восток, но больше Нансену и Арсеньеву встретиться не удалось. Зато путешественники поддерживали переписку. В 1920-х Нансен написал предисловие к немецкому изданию Арсеньева: «Достойно удивления, что мы, жители Старого Света, обыкновенно больше знаем о жизни туземцев Северной Америки, чем о туземцах Сибири и особенно Восточной Сибири, хотя последние на самом деле имеют для нас гораздо больший интерес».

***

26 октября 1913 года, приближаясь к Петербургу, Нансен записывает: «Мне невольно становится грустно при мысли о том, что я уже простился с обширными задумчивыми лесами Сибири, с её торжественно-строгой природой. Я полюбил эту огромную страну, раскинувшуюся вширь и вдаль, как море, от Урала до Тихого океана, с её обширными равнинами и горами, с замёрзшими берегами Северного Ледовитого океана, пустынным привольем тундры и таинственными дебрями тайги, волнистыми степями, синеющими лесистыми горами и кое-где живущими на безграничных пространствах группками людей».

Когда 13 мая 1930 года Фритьоф Нансен скончался на 69-м году жизни, Арсеньев отправил вдове письмо с соболезнованиями. Ответное письмо, посланное во Владивосток, не застало Владимира Клавдиевича в живых: Нансена он пережил меньше чем на четыре месяца.