Знаменитая владивостокская Миллионка, полузаброшенный, почти нереальный «город в городе»… Её точные границы знают только старожилы, хотя она расположена практически в центре, в десятке минут ходьбы от основных отелей. Это несколько кварталов в пределах современных улиц — Пограничной, Семёновской, Алеутской и Адмирала Фокина. Но туристы могут пройти мимо и не оценить запутанный лабиринт домов, лестниц, тупиков и проходов. Внешне Миллионка способна вызывать неприязнь разрухой, однако при всём этом она для Владивостока — уникум, как Хитровка, описанная Владимиром Гиляровским, для Москвы
Почему
Миллионка?
В первые годы существования
Владивостока манзы (так именовали местных китайцев), которых в городе было
немало, заселили Семёновский покос — теперь Спортивная набережная. Тогда и
возник во Владивостоке свой собственный «чайна-таун», в 1870 годах состоящий из
лепившихся друг к другу фанз — самодельных хибарок из переплетённых прутьев,
обмазанных глиной. Внутри был очаг, а крыша делалась из сена, поэтому главной
«фишкой» такого жилища была хорошая «сгораемость», что и происходило с
Миллионкой много раз на протяжении её существования. Пожары, порой весьма
масштабные, иногда уничтожали весь Семёновский покос вместе с его базарными
лавками. Но «чайна-таун» возрождался вновь и вновь.
Китайский квартал
Государственный архив Приморского края
Городские власти упорно
пытались выселить китайцев с захваченного ими места, но, несмотря на
постановления думы, усилия чинов полиции и даже указания генерал-губернатора,
сделать это не удавалось. В конце концов, манзы фактически остались там же, но
селились теперь в домах, принадлежащих разным владельцам. Именно так возникла
Миллионка, названная от вроде бы «миллиона» китайцев, находящих здесь
пристанище. Хотя жили тут и корейцы, и японцы, и греки, и малоимущие русские, и
вообще бог знает кто…
Кстати о греках: на Семёновской
улице сохранилось здание бани Герасима Антипаса. В городе ее величали «Дом с лирой», поскольку изображение
лиры украшало фасад дома. Баня Антипаса слыла «общественным центром»
Владивостока, где можно было не только помыться, но и полюбоваться настоящими
восточными танцами.
К концу 1910-х годов большинство владивостокских китайцев проживало в кварталах, ограниченных с запада Семёновским базаром и берегом Амурского залива, с юга — ул. Светланской, с востока — ул. Алеутской, а с севера — линией, проходившей от городской скотобойни (в районе современного спорткомплекса «Олимпийский») вдоль ул. Последней (совр. Уткинская). Эта часть Владивостока была известна, как «большая и малая Миллионка».
Несколькими банями в городе владел Даниил Амарандос, тоже грек, но турецкий
подданный. А вот некий Туллиатос занимался поставками спирта, в том числе контрабандными. Жили
здесь и японцы, но в основном в северной части, обособленно от других. На самом
деле все кварталы Миллионки буквально кишели японцами, особенно перед
русско-японской войной — эпоху активного шпионажа в отношении российского флота
и армейских частей, дислоцированных во Владивостоке. Считается, что японские
резиденты не только выведывали наши секреты, но даже пытались корректировать
огонь с кораблей своей флотилии по Владивостоку. В кварталах Миллионки полиция
нередко задерживала шпионов-японцев, которые выдавали себя за китайцев,
приклеивая к волосам косы.
«Золотая»
земля
Участками в районе Миллионки
владели самые разные лица: китайцы, и русские, и японцы; нередко наделы
переходили из рук в руки. Так, американец Карл Генри Купер, один из первых
жителей Владивостока, в своё время приобрёл большие городские площади, в том
числе и в этих кварталах, а позже часть владений перепродал японской фирме «Д.
Сугиура». Принадлежавший Куперам отель, существующий сегодня как памятник
архитектуры, разместился на улице Адмирала Фокина. Женой Купера была китаянка
Мэри, в фанзе которой на границе Миллионки обосновался первый во Владивостоке
театр. Позже фанза была снесена, и на её месте выстроено другое здание — ныне
клуб имени Дзержинского. Доходные дома также и другим уроженцам Страны восходящего
солнца.
Часть бывшего чайна-тауна Миллионки — угол улиц Пограничная и Семёновская. В начале XX века во дворе этого дома действовал китайский театр
С постройкой многоэтажных
домов, в большинстве сохранившихся до сих пор, в быту их обитателей мало что
переменилось. В июле 1897 года газета «Владивосток» писала: «Хотя наш
„Семёновский покос“ за последние годы и сделался совершенно неузнаваем по
наружному виду, но внутреннее его содержание изменилось к лучшему немного. В
громадных каменных домах, заменивших грязные мазанки-фанзы, ютится ещё больше
рабочего люда — китайцев, чем помещалось на том же пространстве в фанзах.
Владельцы таких домов извлекают из них сотни рублей дохода в месяц».
Действительно, даже элементарные ночлежки приносили их владельцам значительную
прибыль, не говоря уж о публичных и игорных домах, забегаловках и
опиекурильнях, как правило существовавших нелегально.
Понятно, что Миллионка обладала
особой притягательностью для обычных жителей города. Туда за развлечениями
захаживали русские и иностранные моряки, любопытные обыватели, нижние армейские
чины и даже офицеры — последние были находкой для «шпионов». Многих привлекали
и низкие цены: никого не смущало, что пельмени могут быть «с котятиной», а
товар — фальсификатом. Между тем все знали, например, что купец Чи Фу Сай,
имевший лавки в этом районе, был местным «королём мошенничества». «В его
магазинах в числе нескольких весов новейшей конструкции есть весьма
сомнительной верности, например с дробью; есть и гири, имеющие внутри другой,
лёгкий металл…» — вспоминал современник. Чай «высшего сорта» готовился так:
брали уже заваренный, сушили и, смешивая со свежим, снова упаковывали.
Уличный рынок на Семёновской улице
Государственный архив Приморского края
На
вкус и запах…
Выглядела Миллионка колоритно и жутковато: разномастные
здания из красного кирпича, опоясанные подвесными галереями, стояли буквально
вплотную. Проходные дворы, воздушные мостки-переходы, огромные подвалы и
подземные ходы позволяли войти в одном месте и выйти совершенно в другом, а в
случае опасности — вообще не показываться вне Миллионки неделями и месяцами.
Здесь было всё, что нужно для жизни: харчевни, лавочки, бани, прачечные,
парикмахерские; уличные портные, спекулянты и целители; можно было купить
фальшивый паспорт, убить время за азартными играми, потратить деньги на дом
терпимости или на опиум, даже посетить китайский театр. При этом Миллионка жила
ещё и своей, скрытой от посторонних глаз жизнью.
Но главной её особенностью, наверное, был… запах. В нём,
по словам современников, перемешивались своеобразные ароматы китайской кухни,
пар из дверей пельменных, вонь от выгребных ям и гниющих куч отбросов, просто
выброшенных на улицу; вдруг накатывала резкая волна раскалённого соевого масла
и поджаренного кунжута, сменявшаяся рыбным духом. И ещё непрестанный шум,
буквально оглушающий зашедших сюда: выкрики торговцев и зазывал, бормотание
предсказателей судьбы, звуки барабанов и дудочек, взрывы петард, хохот людей,
обступивших фокусников, обычный разговор китайцев, больше похожий на ссору или
выяснение отношений. Есть и письменные описания этой экзотики, например в
газете «Дальний Восток» 1902 года:
Двор одного из домов Миллионки, 1920-е года
Государственный архив Приморского края
«На углу Пекинскойи
Корейской улиц имеется дом… это Ново-Московская гостиница… Вот одна из комнат
— она тесная и грязная и напоминает сорный ящик, в котором живет 4−5 человек. В
подвале дома ютятся 8 человек. Эта берлога не имеет доступа свежего воздуха и
света. От этой деревянной гостиницы, существующей два десятка лет, один шаг к
каменному манзовскому сооружению, где ютятся обитатели в три яруса. В каждой из
пяти комнат идет банковка („банковками“ называли игорные дома — DV) и курят опий, здесь скапливается от 80 до
120 человек. В них обилие клопов. Рядом китайский пивоваренный завод, распространяющий
аромат от отбросов, гниющих тут же. Жидкость от них подтекает в ледник,
окруженный уборными. Вонь, грязь и нагромождение мусора».
Понятно, что для хунхузов — китайских бандитов, в то
время особенно расплодившихся, — лабиринты Миллионки были идеальным убежищем, а
также местом сбыта всего награбленного. «Славные» имена многих хунхузских
вожаков были известны если не всем, то китайскому населению — точно. На границе
Маньчжурии и Уссурийского края действовали шайки Ян Юлина, носившего прозвище
Шисы Яньван — «14-й владыка ада», Чжан Байма (Белый Конь), Чжан Цзолиня
(Мукденский тигр, позже — Старый маршал), Чжан Цзучана (Фокусник, позже Генерал
Собачье Мясо) и многих других. Хунхузы целыми отрядами с лёгкостью пересекали
границу взад-вперёд, а их главари вполне могли «по делам» появиться и во
Владивостоке, не опасаясь разоблачения. Ведь для русских все китайцы на одно
лицо.
Жажда наживы
В частности, легендарной стала история золотого клада
китайских разбойников, якобы запрятанного в трущобах Миллионки. Считается, что
золото, добытое хунхузами в потаённых уголках края, свозилось во Владивосток.
Отступая под натиском русских войск во время так называемой «манзовской войны»
(1868 год), бандиты часть увезли с собой в Китай, а оставшееся запрятали до
лучших времён в недрах «чайна тауна». Существовала, переходя из рук в руки,
хунхузская карта с указанием тайника, которую в 1882 году на острове
Русском нашёл некий казак. По каким-то причинам он сам ею не воспользовался, а,
в конце концов, продал владивостокскому купцу, по фамилии Вишняк. Но тот тоже
не спешил (или опасался) изымать золото из тайника, и о карте прослышали
«новые» хунхузы.
Один из притонов опиекурения
Государственный архив Приморского краы
Они не без основания считали добычу прошлых лет своей.
Вот тогда, в 1907 году, хунхузский главарь Чжан Цзолинь с группой своих
подручных прибыл из Китая во Владивосток, имея твёрдое намерение найти клад.
Чжан Цзолинь родился в 1875 году в провинции Ляонин, рано остался сиротой и
вполне традиционно стал бандитом, но с 1902 года перешёл на сторону правительства
Китая и был назначен командиром кавалерийского отряда (в принципе — те же
хунхузы, только государственные). В этот период он и нашёл время посетить
Владивосток. Здесь его встретил названный брат, местный китайский «авторитет» —
Чжан Цзучан, выходец из Шаньдуня. В 1899 году, в возрасте 18 лет, он появился
в Маньчжурии, где вступил в отряд хунхузов и возглавил его.
Через пару лет Чжан перебрался во Владивосток, где
быстро сделал карьеру: был частным сыщиком при обществе китайских купцов,
заодно поддерживая связи с местной полицией; кроме того, он «курировал»
публичные дома, опиекурильни и игорные притоны. Вскоре Чжан Цзучан стал одним
из руководителей китайского криминалитета Владивостока. Оба Чжана пришли в
гости к Вишняку и предложили за карту 5 тысяч рублей (а ведь могли и просто
«отжать»). Вишняк продал её, но тут возник ещё один «кладоискатель» — уголовник
Павел Хундахадзе (он же Мжавия, или Грузин). Заявившись к Вишняку, люди Грузина
под пытками узнали от него о покупателях; в этот момент китайцы находились во
Владивостоке, но кладом пока не завладели.
Клады, клады…
Дело продолжилось несколькими безрезультатными
перестрелками в переулках, домах и подвалах Миллионки между местными плюс
приезжими хунхузами и русско-грузинской бандой. Но тут в криминальную
«конкуренцию» вмешалась полиция (редкий случай, надо отметить), и Грузин был
арестован. Чжан Цзолинь скрылся по ту сторону границы с Китаем и снова занялся
привычным делом — разбоем. А вот Чжан Цзучан даже и не подумал прятаться:
против него не было улик. Раздобыли Чжаны карту или нет — так и осталось
неясным. Судя по всему, клад (если он вообще был) остался где-то в недрах
Миллионки. Кстати, некоторые ищут его до сих пор…
Двор 1-го подъезда Миллионки
Государственный архив Приморского края
Интересно,
что Чжан Цзолинь стал китайским маршалом, а в 1926 году — генералиссимусом
сухопутных и морских сил Китайской Республики. Но в июне 1928 года его
штабной вагон был взорван японцами. Чжан Цзучан в 1911 году вернулся в Китай и
поступил на службу именно к Чжан Цзолиню. С 1922 года Чжан — комиссар обороны
района Нингута-Суйфэнь. В это время он и получил прозвище Генерал Собачье Мясо — из-за любви к игре «пай гоу», которую в народе называли «бросание собачьего
мяса». Позже, в 1925 году, когда он занимал должность губернатора провинции
Шаньдун, Цзучана звали «Три Понятия-Не-Имею»: он не знал, сколько у него денег,
наложниц и солдат. В сентябре 1932 года убийца из мести за отца заколол
Чжан Цзучана на вокзале города Цзинань. Вот так оборвалась жизнь самого
известного из обитателей Миллионки.
И ещё об одном кладе — «золоте Колчака». Как известно,
золотой запас Российской империи совершил путешествие по Транссибу до
Владивостока, постепенно убывая по дороге. Потом часть его попала в Японию, а
какое-то количество, как считается, осталось здесь (по легенде — именно в
подвалах или стенах домов Миллионки). Обычно рассказывается о двух
белогвардейских офицерах, якобы сумевших похитить золотые слитки, но погибших в
перестрелке с выследившими их контрразведчиками. По некоторым данным в 1920
годах Владивосток ещё раз посетил Чжан Цзучан, охотясь теперь за «золотом
Колчака». Так это или нет, но подвалы, чердаки и подземные ходы Миллионки
по-прежнему привлекают к себе искателей тайника, надеющихся на случайную удачу.
Гнездо
криминала
Миллионка продолжала будоражить
обывателей Владивостока криминальными новостями. Практически ежедневно в её
закоулках находили безвестные трупы или отрезанные головы, причём нужные
полиции показания никто не давал; взамен закрытых властями «банковок» и домов
терпимости тут же открывались новые; арестованные китайцы выкупались и даже
подменялись на других прямо в кутузке. Регулярно проводившиеся облавы с
участием воинских отрядов были практически безрезультатными. Газеты сообщали о
случае, когда городового, обнаружившего под сценой китайского театра четыре
винтовки и 200 патронов, китайцы угостили лимонадом, и он тут же умер.
Оказалось, что напиток был отравлен атропином. Виновных, как водится, не нашли.
Обитатели игорного притона играют в «Сян-чи»
Государственный архив Приморского края
Играла свою роль и «Её
Величество Взятка», с которой бороться практически было невозможно. В 1910 году
во Владивостоке намечался «процесс века»: пытались судить полицмейстера города,
двух его помощников, китайца-переводчика и группу нижних чинов полиции.
Практически все из них, кроме главного начальника, признали, что в городе
существовала сеть взяток, позволяющая спокойно существовать китайским
«банковкам» и «домам благоденствия» с выпивкой и наложницами, но… реально
осудили (с последующим помилованием) только одного из помощников полицмейстера,
а наивного китайца, давшего откровенные показания, приговорили к каторжным работам,
обвинив его в клевете на начальство.
Миллионка жила своей жизнью, в
которой ежедневно происходили «разборки», звучали выстрелы; кто-то проигрывал
всё, что имел, в карты; кто-то забавлялся с китайскими и японскими «мадам», а
кто-то лежал в забытьи наркотического тумана. Проникнуть в её тайны
постороннему человеку было практически невозможно, так как криминалитет
пользовался собственным языком, а также скрытыми опознавательными знаками.
Невинные на вид жесты вроде особым образом сложенных рук, фигур из пальцев,
прикосновений к глазам или губам, почёсывания носа или уха на самом деле
означали многое: опасность, ложное сообщение, даже приказ убить человека.
Понятна и неразговорчивость обычных обитателей Миллионки: за доносы мафия
жестоко наказывала.
Чайна-таун:
ещё не финал?
Внутренний вид дома-колодца на Семёновской, 3
Государственный архив Приморского края
Миллионка без потерь пережила революционные волнения, смены
власти — вплоть до установления советской, и лишь в 1930-х годах на неё
обратили пристальное внимание. В этот период Москвой была поставлена задача
сократить китайское (а позже и корейское) население в крае. Так, по переписи
1926 года во Владивостоке насчитывалось 43,5 тысячи китайцев. По мнению НКВД,
они были «неблагонадёжными». Логично, что в первую очередь наметили ликвидировать
население Миллионки. Предлог выбрали самый очевидный — антисанитария,
пожароопасность и аварийное состояние зданий, требующих ремонта, а то и сноса.
Действительно, за долгие годы бесхозности Миллионка заметно обветшала, а дома
обросли жилыми пристройками, сараюшками и лавками.
Кроме того, Миллионка с точки зрения НКВД представляла
угрозу государственной безопасности, являясь почти не подвластным «органам»
местом скопления нелегалов, криминальных и подозрительных лиц. Миллионка была
окончательно ликвидирована к декабрю 1936 года. Здания, принадлежавшие
частникам-китайцам, были изъяты, отремонтированы и переданы в аренду или
проданы советским организациям. Тем не менее большинство китайцев продолжало
жить во Владивостоке, так же селясь в своём «чайна-тауне» или рядом с ним.
Современная улица Фокина в районе так называемой Миллионки
Наталья Волкова / Фотобанк Лори
Ходят слухи, что Миллионка кроме обычных жителей населена
призраками прошлого. Здесь будто бы есть гуляющий ночью по кварталу когда-то
ограбленный моряк, тень замурованной в стену красотки-японки, проигранной
в карты, а также загадочная Белая Дама. Поверить в это, глядя на уцелевшие
дома, нетрудно. Планов переустройства Миллионки было множество: от полного её
сноса и возведения здесь высотных зданий до сохранения исторического района
целиком под прозрачным куполом. В конце 1960 — начале 1970 годов в рамках
проекта «Большой Владивосток» даже взялись за реконструкцию: предполагалось
убрать обветшавшие здания и оставить наиболее крепкие. Но когда снесли
откровенные развалины, стало понятно, что здания соединены в единое целое
переходами, то есть придётся рушить буквально всё. И от этого намерения
отказались.
Появлялись
и проекты, частично исполненные, модернизации отдельных домов. Сейчас в
границах Миллионки можно увидеть и современные офисы, и различные магазины,
кафе, рестораны, даже пекарни и медцентры, а на месте бывшего китайского театра
открыта детско-юношеская спортивная школа
олимпийского резерва. Остались и квартиры, в
которые частными усилиями проведён водопровод и даже втиснуты туалеты (хотя
последние — типа сортир — есть и между домами). Конечно, хотелось бы, чтобы все
работы осуществлялись по единому плану, комплексно, но руки ни у кого до такого
проекта не доходят. По крайней мере, и в нынешнем виде Миллионка — экзотический
туристский объект, «душа» старого Владивостока.